Главная

Карта сайта

Медицина

Ильенков

Биология и культура

Теория культуры

Контакты

На сайт РФО Диалог XXI век

 

 

 

В.А. Рыбин, д.ф.н.(Челябинск)

доктор философских наук,

доцент, профессор кафедры философии

Челябинского государственного университета.

 

К основаниям классификации социогуманитарного знания

 

 

 

Опубликовано в: Новые идеи в научной классификации: Коллективная монография. Вып. 5. - Екатеринбург: УрО РАН, 2010. – С. 332-342.

 

 

 

Данная работа посвящена обоснованию принципов структурирования современного социогуманитарного знания в целью определения новых, альтернативных существующим, форм его систематизации и классификации. При этом основное внимание будет сосредоточено не столько на конкретизации этих форм, сколько на выстраивании той системы посылок, которая позволила бы осмысленно и логически строго подойти к решению указанной задачи.

Проблема классификации наук является сегодня составной частью тех общесоциальных проблем современности, которые порождены бурным научно-техническим прогрессом и которые находят выражение в целом комплексе современных кризисов (экологический, экономический, демографический, антропологический и др.). Как известно, научное знание неоднородно: оно разделяется по крайней мере на две группы наук – естествознание (или науки о природе) и социально-гуманитарное знание (или науки об обществе и человеке). Основание этого деления в одних философских школах, например, в марксизме или позитивизме, усматривается в предмете, а в других, например, у неокантианцев, главным образом  в методе.

Причем, экспоненциальный рост научного знания вместе с сопутствующими ему проявлениями как позитивного, так и негативного свойства, обусловлен в первую очередь прогрессом естествознания. Целесообразно рассмотреть этот процесс сначала «изнутри», т.е. с точки зрения преобразования внутреннего строения самого научного знания, а затем «извне», т.е. с точки зрения социокультурных и антропологических предпосылок и эффектов этого процесса.

Общеизвестно, что естествознание составлено тремя широкими областями фундаментальной науки – физикой, химией, биологией. С некоторыми допущениями в эту группу может быть включена и математика, содержащая формализующий аппарат для трех указанных областей, каждая из которых в свою очередь подразделяется на ряд более частных дисциплин. В целом историческое развитие естествознания протекает в рамках указанного 3-х-(или 4-х)-частного канона, сочетая в себе процессы дифференциации, т.е. выделения еще более узких и специализированных дисциплин, и интеграции, т.е. создания новых, синтетических наук на междисциплинарных стыках различных подразделов базисных областей. Поскольку именно «науки о природе» с момента своего возникновения в XVII-XVIII вв. в форме экспериментального естествознания до сих являются лидерами научного познания, то соответствующая им дисциплинарная матрица закладывается в основу всей общенаучной классификации и становится одним из главных факторов общенаучного развития. «Благодаря такой системе представления знания постоянно пополняющееся содержание научной дисциплины в каждый момент времени может быть сформулировано в виде некоторого компендиума, по своему объему доступного для усвоения одному человеку, причем полнота этого усвоения такова, что позволяет новичку достаточно быстро стать полноценным участником исследований»[1].

На первый взгляд, процессы вписывания новых знаний в образованную таким образом классификационную систему носят закономерный и вполне объективный характер, обусловленный последовательным расширением и углублением «объектных» знаний о внешней природе; более того, создается впечатление, что данная тенденция носит развертывается по экспоненте и устремлена в бесконечность.

Однако, про более пристальном рассмотрении процесса наращивания общенаучного массива с естествознанием во главе, выявляются и некоторые сдерживающие данную тенденцию факторы. Во-первых, по достижении некоторого порога насыщения процесс экспоненциального роста и в широких областях естествознания (в меньшей степени), и в более локальных его подразделах (в большей степени), наталкивается на «адаптационное торможение», порожденное главным образом перегрузкой информационных потоков, после чего экспонента неизбежно замедляется и переходит в логистическую (S-образную) кривую[2]. А во-вторых, выясняется, что предмет науки не столь уж «объектен», как до последнего времени принято было считать, и что, следовательно, процесс познания этого предмета не столь уж «поступательно бесконечен», как кажется на первый взгляд. Некоторые современные исследователи вообще не исключают того, что силами науки человек способен познавать лишь самого себя, точнее, ту грань объекта, на которую субъект выходит в своем развитии[3]. Если принять во внимание то вполне достоверное обстоятельство, что современный человек «биологически недостаточен» по сравнению с другими животными видами (которые существуют в основном на основе врожденной биологической программы) и оттого вынужден компенсировать эту «недостаточность» культурой (которая в соответствии с биологическим возможностями представителя вида Человек разумный последовательно и «порционно» усваивается каждым его представителем в виде знаково представленных фрагментов)[4], то с этой точки зрения дифференциация, интеграция и общее усложнение всего комплекса современного научного знания предстанет не как «объективно» и «объектно» заданный результат НТП, но как ее «субъектный» артефакт – как побочный эффект включения в цепь этих процессов   антропологического фактора в виде  звена с «малой пропускной способностью».

Теперь попробуем заглянуть внутрь этого «антропологического фактора», т.е. обратимся к психологически-личностному миру современного человека, включенного в культуру новоевропейского типа.

Новоевропейский человек дуалистичен. Причем, его дуализм носит не столько «декартовский» характер в смысле онтологической разделенности на две независимые субстанции тела и души, сколько «гегелевский» характер в смысле социокультурной раздвоенности единой человеческой личности на ипостаси «гражданина» и «буржуа». Или, используя терминологию Ю. Хабермаса, можно сказать, что новоевропейский человек выступает одновременно и как агент большого, общесоциального, «системного» мира (т.е. в качестве обученного определенной профессии специалиста), и как агент малого, частного, «жизненного» мира (т.е. в качестве носителя тех или иных ценностей с индивидуально окрашенными личностными предпочтениями  и  установками). При этом именно «жизненный мир» является опорой и основным ресурсом для функционирования человека в качестве человека разумного вообще и творческой личности в частности - ученый ведь совершает открытия не только и не столько с опорой на формальное знание, сколько с опорой на ресурсы творческой интуиции, питающейся жизненными смыслами и всем объемом усвоенного культурного опыта, включая даже обыденное знание: «За открытием стоит нечто большее, чем знание. И это большее – нравственный долг и чувство красоты – два ориентира, ведущие человека по жизненному пути и столь же необходимые ему, как служение истине»[5].

Одновременно следует отметить, что «жизненный мир» - мир интересов конкретного индивида, его семьи, близких, соседей и т.д., погруженный в контекст национальной культуры и языка, – до сих пор функционирует (и, скорее всего,  вообще способен функционировать) преимущественно по традиционному типу, т.е. в качестве источника и производной непосредственно-личностных контактов, в ходе которых представители старших, обладающих жизненным опытом поколений задают младшему, подрастающему поколению главные ценностные установки и транслируют ему первичные основы знаний по всему спектру культуры. Уникальность новоевропейской культуры заключается по сути лишь в том, что некоторая часть ее социокультурной целостности, связанная с наукой и техническим производством (начиная с эпохи Модерна и промышленной революции – индустриальным, фабрично организованным производством), впервые была радикально отделена от традиционной, «жизненной» сферы и вынесена в автономный по отношению к ней «системный» мир, который сложился в техногенную цивилизацию Запада и в своем историческом развитии  дал начало всей современной культуре. Проекция же этой «системной» части на человеческую личность через социальные институты среднего (общего) и высшего образования собственно и обусловила ее ипостась в качестве «гражданина», т.е. агента специализированной деятельности, тогда как ипостась человеческой личности в качестве «буржуа», т.е. частного лица с присущими ему ценностными установками, осталась в сфере традиционного бытования.

Сформировавшаяся таким образом несинхронность интенсивно прирастающего при посредстве науки «системного мира» - с одной стороны, и неизбежно отстающего от него «жизненного мира» - с другой, обусловила то фатальное для новоевропейской культуры обстоятельство, что, начиная с  периода Модерна историческое развитие всех ее сфер, включая науку, обречено было совершаться на все более узком антропологическом основании. Отсюда - нарастание пессимистических интонаций по ходу прогресса, сетования на ослабление жизненной силы западной цивилизации на фоне ее научных и промышленных успехов и вообще доминирование темы «трагедии культуры» в ее самосознании. Осознается тот факт, что груз достижений становится все более неподъемным: «Необозримо растущий запас объективированного духа предъявляет к субъекту целый ряд запросов, будит в нем стремления, исполняет его чувством собственной недостаточности и беспомощности и вплетает его в общие отношения, избежать которых в их целом можно лишь путем преодоления отдельных содержаний. Так образуется типичное проблематическое положение современного человека: кругом бесконечное число культурных элементов, хотя и не лишенных значения, но, в сущности все же мало значительных. Своей массой они давят, ибо субъект не в силах ассимилировать каждый из них в отдельности, но также не может отвергнуть и всю совокупность их, так как потенциально они все же принадлежат к сфере его культурного развития»[6].

Пока темп смены социокультурных образцов был относительно замедленным, и, как следствие, старшие поколения сохраняли авторитет, а «жизненный мир» в их лице был в состоянии обеспечивать ценностями и смыслами вступающих во взрослую деятельность представителей младших поколений, дуализированно-несинхронный способ воспроизводства новоевропейской культуры обеспечивал устойчивость ее развития без особых помех. Но как только во второй половине XX в. темп инновационного обновления стал превышать темп естественной смены поколений (22-25-летний цикл), и жизненный опыт старших в результате утратил большую часть своей содержательности, весь механизм социокультурного воспроизводства окончательно разладился, поскольку исчезла та инстанция, в которой происходил контакт поколений и осуществлялась трансляция ценностей. Здесь «достигается критическая точка, за которой младшему поколению больше не удается достичь взаимопонимания со старшим, не говоря уже о культурном отождествлении с ним. Поэтому молодежь обращается со старшими, как с чуждой этнической группой, и подобное отношение порой доходит до ненависти»[7]. Данное обстоятельство коррелирует с кризисом семьи, исчезновением устойчивых профессиональных коллективов, надломом национальных культур и государственных институтов, в структуры которых встраивался прежде «жизненный мир», формировавший индивида, и в составе которых человек проходил начальные, базисные стадии формирования своей личности.

Так возникает антропологический кризис современности вместе со всеми присущими ему психологическими эффектами распада личности («экзистенциальный вакуум»), частным проявлением которого в сфере науки становится углубление специализации и односторонности вплоть до «профессионального критинизма», научное крохоборство, оскудение творческой силы, включая вытекающее отсюда резкое снижение авторитета ученых обществе. О незначительных масштабах и малой социальной значимости многих проводимых сегодня научных исследований свидетельствует тот факт, что студенты современных университетов с большим трудом способны назвать имена новейших лауреатов Нобелевской премии по своей специальности. Хотя свидетельства этого рода следует принимать во внимание с достаточной осторожностью, все же следует заметить, что Эйнштейн и Бор, Уотсон и Крик, Капица и Курчатов пользовались еще несколько десятилетий назад несравнимо большей известностью.

Ситуация антропологического кризиса создает два возможных варианта его развития и вытекающей отсюда дальнейшей социокультурной эволюции в общечеловеческих масштабах – либо неуклонное углубление профессиональной специализации человека в составе всех видов деятельности, образующих «системный мир», при одновременной полной редукции ценностносозидающей функции «жизненного  мира», что неизбежно будет сопровождаться деградацией и даже утерей психической вменяемости личности (по сравнению с чем даже превращение человека разумного в «биологический автомат» может показаться меньшим злом), либо нахождение способов «расшить» зауженное антропологическое звено современной культуры через воссоздание ценностной сферы «жизненного мира» на новом, уже не традиционном основании.

Как раз второй вариант создает перспективы обновления для социогуманитарного знания.

Представителем ценностной сферы «жизненного мира» в составе общенаучного знания (теоретически выражающего собой сферу «системного мира»), является комплекс социальных и антропологических дисциплин, в которых закономерности устанавливаются через отнесение неповторимых, однократных фактов и событий к ценностям, что, согласно ведущему представителю Баденской школы неокантианства Г. Риккерту, и составляет суть присущего историческому и гуманитарному знанию индивидуализирующего, «идиографического» метода в противоположность генерализующему, «номотетическому» методу естествознания. Следовательно, если признать справедливость данного, зафиксированного неокантианцами обстоятельства (а для этого есть все основания), то социогуманитарное знание вполне способно выступать в качестве своего рода «протектора» (или «протеза»), перехватывающего и берущего на себя ту функцию по воспроизводству ценностно-смысловой функции, которую «жизненный мир» не способен уже выполнять самостоятельно, на прежних традиционных принципах.

Но проблема в том, блок социогуманитарного знания в его сегодняшнем виде мало пригоден для этой цели. Он содержит в себе огромный массив слабо систематизированного, преимущественно описательного, зачастую просто побочного, бесполезного знания и представлен набором пересекающихся, дублирующих друг друга дисциплин. Такая дисциплинарная «чересполосица» социогуманитарного знания обусловлена тем фактом, что строилось  и продолжает строиться оно как приложение методов и достижений естествознания к познанию общества и человека – вполне в духе О. Конта, определявшего социологию как «социальную физику». «Более двух тысяч лет назад философия провозгласила непреходящую истину: человек есть мера всех вещей. Сегодня оказалось, что эта «мера» изучается весьма разветвленной системой научных дисциплин, каждая из которых включает еще и несколько десятков научных направлений. В этих дисциплинах, изучающих человека – истории, биологии, психологии, этнологии, антропологи, этнографии, социологии, - складываются своеобразные частные образы человека, не соотнесенные с общефилософским его пониманием, а иногда сводящие это понимание к некоторому одностороннему  - психологическому, поведенческому, биологическому или иному видению человека. И собрать эти сведения в сколько-нибудь целостную, логически связанную картину пока не удается»[8].

Следовательно, именно этот, внеестественнонаучный массив научного знания нуждается в радикальной «переразметке» с целью повышения его «операциональности», которая, в свою очередь, должна стать результатом качественно новой систематизации и классифицирования всего комплекса общекультурного знания (не только научного, но и вненаучного). Представляется, что решение данной задачи по силам только философии – единственной из обладающих научным статусом дисциплин, которая способна удерживать весь теоретический массив общечеловеческого опыта в составе единой концептуальной целостности.

Но что конкретно должна сделать в этом случае философия? – Прежде всего, объединить знание о природе и знание о человеке и обществе на антропологическом основании, представив их как результат единого исторического процесса развития культуры, по определению и сути носящей «антропогенный» характер. С этой эволюционно-исторической точки зрения и естественнонаучное, и социогуманитарное знание выступают в качестве результата научно-теоретического оформления двух аспектов человеческого бытия в мире: статического, «объектного» аспекта, связанного с ригидным «природным» фоном отношения человека к миру – с одной стороны, и динамического, «субъектного» аспекта, явно подвижного, наглядно изменяющегося в масштабах времени существования и отдельной человеческой личности, и конкретного поколения – с другой стороны. Оба аспекта историчны, т.е. подвижны и изменчивы, оба «субъекто-(или культуро-) производны», оба теоретически представлены в общественном сознании, но – в разном качестве, и прежде всего по той причине, что для первого, более устойчивого и оттого доступного фиксации вида знания уже более чем 150 лет назад были созданы соответствующие дисциплинарные «резервуары» в виде «наук о природе», а для второго вида знания этот исторический момент еще не наступил, несмотря на то, что его многочисленные разделы также (по большей части преждевременно) именуются «науками».

Очевидно, что современному социогуманитарному знанию еще предстоит пройти путь, аналогичный тому, который прошло естествознание в своем движении от исходного состояния, где оно было представлено пестрым конгломератом мифологических, религиозных и натурфилософских представлений, к современному статусу, где оно обрело четкое дисциплинарное оформление. Основная закономерность этого движения к состоянию зрелой научности – «упрощение», т.е. обретение знанием качества  «операциональности» без утери «полноты охвата». По словам, В.В. Налимова, «на вопрос о том, что же такое познание мира, можно предложить такой ответ: это возможность компактной записи наблюдаемых явлений, ибо компактная запись – как раз и есть то, что дает нам возможность предсказывать и управлять…Если в естественных науках удается в удобной, изящной форме кратко и точно высказать суждение о каким-либо явлении, то мы говорим: появилась новая теория. Теория – это, по сути дела, просто такое логическое построение, которое позволяет описать явление существенно короче, чем это удается делать при непосредственном наблюдении»[9].

Поэтому есть основания предполагать, что новая конфигурация социогуманитарных дисциплин будет также складываться по линии упрощения. При этом классификационно обновленный комплекс социогуманитарных дисциплин, суммируясь с естествознанием на общем антропологическом основании, будет «системно» достраивать единое теоретическое здание общекультурного коллективного опыта, функционирующее на следующих принципах:

во-первых, «целостность», т.е. способность к удержанию всего массива произведенной культуры без утраты каких-либо ее достижений и составляющих, включая не только науку (собственно естествознание), но искусство, религию, область «жизненного мира» и иные области культуры, прежде бытовавшие автономно, а теперь теоретически «перехваченные», выводимые  в качестве производных обновленной сферы социогуманитарного знания;

во-вторых, «гибкость», т.е. способность к  продуктивной ассимиляции новых данных постоянно прирастающего коллективного опыта, подобно тому, как в мозгу человека действует регулятор перехода оперативного знания («кратковременной» памяти) в хранилище жизненного опыта (в «долговременную» память) и обратно;

в-третьих, «человекоразмерность», т.е. теоретическая представленность совокупного массива культуры в виде такой классификационной решетки, которая способна была бы выступать в роли своеобразного «рассекателя», обеспечивающего сегментирование обращенного к конкретному индивиду опыта культуры в доступные для усвоения фрагменты.

Если согласиться с М.К. Петровым в том, что «предмет философии – сложившаяся в форму деятельности структура социального бытия в его целостности»[10], то главной для философии задачей в деле выстраивания всего теоретического здания культуры становится «сжатие» всей совокупности наличного знания об этой общекультурной целостности (включая естественные науки как передовое, динамизирующее звено культуры) в мировоззрение с последующим выстраиванием способов его трансляции. Это значит, что именно философия должна взять на себя роль «предельного рассекателя», задающего структуру и взаимное согласование всех иных, более частных разделов общекультурного знания для целей институциализированного «образования» взрослеющих индивидов по всему спектру культуры.

С этой точки зрения «переразметка» социогуманитарного знания выступает в качестве более частной, но в то же время наиболее содержательной задачи, решение которой обеспечило бы достижение искомого синтеза и сделало бы его результат антропологически «подъемным».

Решить эту задачу возможно посредством сведения всего бурно размножающегося и рыхлого конгломерата социогуманитарных дисциплин в более крупные блоки.  Следует подчеркнуть, что речь сегодня не идет о полной «отмене» этих дисциплин, но лишь об их упорядочении согласно базисному историко-генетическому принципу – рассмотрению реального исторического процесса формирования предмета каждой из них в контексте совокупного социокультурного воспроизводства. Поскольку в современных условиях этот процесс вполне очевидно и наглядно утратил какие-либо внеантропологические и надиндивидуальные предпосылки, он может и должен отныне определяться единственным приемлемым с этой точки зрения способом – через межиндивидуальное взаимодействие людей, т.е. как производное общения в качестве источника всей социокультурной целостности. В отличие от синтезирующих классификационных версий Ф.Т. Михайлова[11], В.С. Библера[12], А.Б. Невелева[13] и др. новизна предлагаемого ниже варианта состоит в том, что вся социокультурная целостность, извлеченная из элементарной клеточки межиндивидуального взаимодействия, не просто постулируется, но «хронотопически» разворачивается в 4 способа отношения человека к миру и, главное, размещается в соответствующие им, более «емкие», нежели имеющиеся  на сегодняшний день, разделы социогуманитарного знания, которые, подобно неким «резервуарам», будут накапливать коллективный опыт в его теоретической и практической формах.

Закономерно возникает вопрос, почему этих способов именно 4, не больше и не меньше? – Поскольку трудно отрицать, что Мир человека образован четырьмя главными составляющими (Природа, Общество и Человек, который, в свою очередь разделяется на собственно Я и Я и Другой), то есть веские основания для постулирования 4-х базисных способов мир-человеческих отношений и, следовательно, выделения 4-х разделов социогуманитарного знания. Набор их таков.

1.          Отношения, зарождающиеся в общностях традиционного типа, основанных на непосредственно-личностном контакте и образующие социальный контекст начальных этапов формирования и всего человечества (в диахроническом плане), и отдельного человека (в синхроническом плане). В современном конгломерате социогуманитарных наук соответствующее этим отношениям знание концентрируется в составе таких достаточно изолированных дисциплин, как антропология (биологическая и культурная), этнография, общее языкознание, социолингвистика, элементы социологии, элементы социальной психологии и пр. В новой классификационной системе все это знание будет выражено конкретными разделами исторически развернутой (начиная с рассмотрения проблемы социоантропогенеза) общекультурной антропологии.

2.          Отношения, образующие контекст всеобщечеловеческого взаимодействия. Сегодня соответствующее этим отношениям знание перераспределено между такими дисциплинами, как национальная, региональная и мировая история в виде фактологического (и зачастую весьма субъективного) изложения последовательности исторических событий, как политология, экономическая теория (политэкономия), история искусства и т.д. В новой системе все эти дисциплины будут сконцентрированы в виде общей теории культуры, базисной частью которой станет совокупная история культуры.

3.          Отношения человека к природе и способам воздействия на нее. Это – история естествознания, техники и естественных наук как введение в соответствующие конкретные естественнонаучные дисциплины. Данное знание сегодня нуждается лишь в незначительной коррекции, т.к. исторические разделы в их эмбриональной форме содержатся в любом соответствующем учебнике, а курс «Концепции современного естествознания» прочно утвердился в программах.

4.          Отношение человека к самому себе сквозь призму (или толщу, совокупный массив) общечеловеческого коллективного опыта. В современном научном знании данный раздел представлен литературоведением, отдельными разделами общей и социальной психологии, педагогическими дисциплинами, некоторыми элементами медицинского знания. В новой классификационной системе ему будет соответствовать синтетическая философско-антропологическая дисциплина («человековедение» или «философская антропология»), заключающая в себе психологическое и педагогическое знание, а также аксиологически ориентированные разделы философии.

Что касается искусства как «знания о человеке, выраженного в образах», то весь его теоретический капитал, представленный тремя «языками искусства» (словесном, музыкальном и изобразительном), должен опосредствовать собой материал всех 4-х разделов, подобно тому, как речь опосредствует взаимодействие людей во всех измерениях культуры.

Каждая из образованных таких образом синтетических дисциплин не столько несет в себе информацию, сколько выступает как смысл, упорядочивающий конкретные контексты коллективного опыта и создающий тем самым возможность выделения и различения этих контекстов в качестве средства саморефлексии и самореализации любого конкретного индивида.

Итак, классификация социогуманитарного знания становится ключевым  принципом систематизации совокупного массива общекультурного опыта, теоретически представленного через исторический процесс развертывания элементарного межиндивидуального взаимодействия во все более содержательные практико-теоретические формы, на пределе которого индивид включается в социум не в качестве анонимной или «немой», слабо сознающей свою индивидуальность единицы коллектива (традиционная культура), не в качестве воплощения по преимуществу узко-специализированной социальной функции (культура новоевропейского типа), но в качестве целостной личности, «интегрированно» охватывающей культуру и способной на ее основе осмысленно выстраивать собственную неповторимую индивидуальность. В результате обрисовываются контуры теоретически представленного здания общечеловеческой культуры и определяется уходящая в обозримую перспективу линия ее  магистрального развития, вдоль которой исторически последовательно оформляются ведущие социальные институты современности (прежде всего наука и образование) и совершается процесс становления человека, соразмерного постоянно прирастающей полноте коллективного опыта.

 

 

 

 



[1]   Мирский Э.М. Дисциплинарная матрица // Новая философская энциклопедия: В 4 тт. Т.1. М., 2000. С.673.

[2]   Грановский Ю.В., Дрогалина Ж.В., Маркова Е.А. Я друг свобод… В.В. Налимов: Вехи творчества. Т.1. Томск-Москва, 2005. С. 208-210.

[3]   Петров М.К. Предмет социологии науки / М.К. Петров. Философские проблемы «науки о науке». Предмет социологии науки. М.,2006. С. 238.

[4]   Петров М.К. Кризис европейской культурной традиции и ее проблемы. М., 2004. С.61-62.

[5]   Расторгуев В.Н. Святая святых разума / Е.П. Никитин. Духовный мир: органичный космос или разбегающаяся вселенная? М., 2004. С. 502

[6]   Зиммель Г. Понятие и трагедия культуры / Г. Зиммель. Избранные работы. Киев, 2006. С. 101-102.

[7]   Веряскина В. Концепт «образцового человека» // Человек. 2004. № 4. С.61-62.

[8]   Жидков В.С., Соколов К.Б. Искусство и картина мира. СПб, 2003. С. 27-28.

[9]   Цит. по: Грановский Ю.В., Дрогалина Ж.В., Маркова Е.А. Я друг свобод… В.В. Налимов: Вехи творчества. Т.1. Томск-Москва, 2005. С. 361.

[10]  Петров М.К. Историко-философское исследование и социология познания / М.К. Петров. Историко-философские исследования. М., 1996. С.285.

[11]  Михайлов Ф.Т. О медицине…/ Ф.Т. Михайлов. Избранное. М., 2001. С. 574.

[12]  Библер В.С. Итоги и замыслы (Конспект философской логики культуры) // Вопросы философии. 1993.  № 5.  С.84.

[13]  Невелев А.Б. Событие духа: от мысли к лику. Челябинск, 1997. С. 31.