Статьи из рубрики "Медицина" на сайте Владимира Александровича Рыбина на официальном сайте РФО "Диалог XXI век"

В.А. Рыбин, д.ф.н. (Челябинск)

Социокультурное истолкование понятия «здоровье» как предпосылка новой парадигмы философии медицины

Опубликовано в: Философские проблемы биологии и медицины. Выпуск 2: Междисциплинарные аспекты биомедицины: Сборник. – М., изд-во «Принтберри», 2008. – С. 11-14.

Не подлежит сомнению, что главная задача медицины заключается в восстановлении здоровья человека. Между тем, в медицине до сих пор не выработано понятие, которое позволяло бы эффективно оценивать здоровье в однозначно истолковываемых и четких количественно-качественных показателях[1]. Знаменитое определение ВОЗ, гласящее, что «здоровье – это состояние полного физического, психического и социального благополучия, а не только отсутствие болезней и дефектов», не обладает достаточной конкретностью. По сути, оно представляет собой метафору, поскольку остается неясным, что такое «благополучие» и как его понимать.

В сфере общемедицинской теории приводятся самые разные определения здоровья. Оно характеризуется как «нормальное функционирование организма», как состояние динамического равновесия организма в среде, как реализуемая на трех уровнях - биологическом, физиологическом и социальном - ценность, как «возможность полноценно трудиться», «как способность активно адаптироваться», и т.д.[2] Однако, во-первых, каждое из этих определений является оценочным, открытым для «субъективизмов» и потому не может быть использовано как надежная формализующая основа и для практики, и для более углубленных междисциплинарных исследований. Во-вторых, большая часть такого рода определений вписывается в идущую еще от Платона историческую традицию, согласно которой здоровье рассматривается как «благо», т.е. «субстанциализируется» и оттого либо понимается в виде некоей самостоятельной, подчас полумистической сущности, либо истолковывается в соотнесении с такой сущностью. Ее примерами могут служить «пневма» (Гален), «жизненная сила» (Парацельс), «внутренняя физиологическая среда» (Клод Бернар), «клетка» (Рудольф Вирхов), «бессознательное» (З. Фрейд), гомеостаз (школа Г. Селье) и др. В-третьих, часть этих определений связывает здоровье с качествами, присущими не только человеку, но живым существам вообще: например, с «физиологическими и биохимическими процессами» (современная экспериментальная и практическая медицина) или «оптимальным сочетанием генов» (новейшие достижения биомедицинской науки).

Что же касается практики современной медицины, то она работает с устоявшимися практическими критериями оценки состояния человека, но здоровье оценивается при этом косвенным и негативным образом - через отсутствие болезней[3]. Иными словами, для клинической практики человек представляет интерес только в состоянии заболевания, т.е. отклонения от некоторой среднестатистической (и потому довольно размытой) «нормы здоровья», о которой определенно и четко можно сказать только то, что «это – не болезнь».

Вплоть до середины XX в. этот негативный критерий действовал достаточно эффективно, но по мере того, как патологии в нарастающей степени стали связываться с искусственными, антропогенными факторами («болезни цивилизации»), его эффективность все больше ставилась под сомнение. В наши дни все более острыми оказываются такие вопросы, как: есть ли основания характеризовать здоровье косвенным и негативным образом, можно ли выделять некую субстанцию здоровья человека помимо самого человека, есть ли вообще смысл определять его здоровье, ориентируясь на некие общебиологические начала, не специфицирующие человека, но характеризующие его по линии общности со всеми прочими живыми организмами?

Представляется, что ответы на эти целесообразно выстроить следующим образом. Человек - существо, активно регулирующее своей деятельностью процесс обмена веществ между собой (точнее, собственным социумом) и внешней природой. Иными словами, специфика деятельности человека определяется ее социальной полезностью. Предпосылкой такой способности является культура, точнее, присущая только человеку способность создавать и усваивать культуру, тем самым изменяя природу и приспосабливая ее к себе. Здоровье не есть некое субстанциональное начало, существующее помимо человека, оно воплощается в человеке, в его актуальной жизнедеятельности, пределы которой соответствуют ресурсам исторически конкретной культуры, формирующей человека в образе, максимально посильном для участия в процессе воспроизводства этой культуры, для поддержания ее устойчивости.

Таким образом, здоровье – это антропологический образ исторически конкретной культуры, т.е. Образ Человека, воплощающий в себе полноту человеческих возможностей на определенном этапе развития человечества. Этот образ предпосылочно, из очевидности самой повседневной жизни задается медику и в качестве «нормы здоровья», и в качестве цели (если возникает необходимость «исцелить» человека, вернув его в состояние «нормы»), и в качестве критерия, определяющего «можно» и «нельзя» по отношению к человеку (т.е. формирующего границу «антропологической неприкосновенности»). Конкретизирующим же эталоном понятия здоровья в медицине, как и во всей культуре, является, как утверждал еще Г.А. Захарьин, «способность к делу», к социально-целесообразному напряжению вообще[4], но, определяемая не «природно», а «культурно» - как уникальная, присущая лишь Человеку разумному способность воспроизводить условия своего существования.

Ясно, что на разных этапах человеческой истории эта «способность к делу» понимается по-разному. В традиционной, земледельческой культуре, где человек функционирует в качестве грубой физической силы, здоровье отождествляется с витальной телесностью, со способностью к тяжелому физическому труду. В первой трети XIX в., в ходе промышленной революции, когда человек становится функциональным дополнением технических систем, его здоровье в медицине начинает истолковываться по образцу исправного функционирования биологического «механизма». Поэтому и теория возникающей при этом и действующей по сию пору клинической медицины выстраивается монокаузально, т.е. по логике «одна нарушенная функция - одна болезнь - одна причина».

В последние десятилетия XX в. начинает осознаваться тот факт, что человек - это нечто большее, нежели его биологический организм, а его «способность к делу» и его здоровье - это не сугубо индивидуальное качество, вытекающее из врожденных «естественно-природных» задатков, но качество, создающееся и проявляющее себя в культуре. Это обстоятельство проявляется и в том, что жизнь и смерть становятся управляемым процессом и результатом ценностно обусловленного выбора (наиболее наглядно этот аспект проступает в актуализации проблемы эвтаназии), и в том, что в структуре патологии нарастает доля «культурообусловленных» заболеваний, вызванных реакцией на стрессы и загрязнение среды. Соответственно и образ здоровья должен был бы пониматься по-новому - не как «биологически данный от природы», но как целенаправленно формируемый в культуре, а болезнь – как утрата здоровья, которая, хотя и реализуется на биологическом материале, но определяется нарушением социальной функции, утратой усвоенного культурного потенциала.. Однако, за отсутствием новой методологии, которая могла бы придти на смену утвердившемуся еще в позапрошлом веке аналитическому подходу, ориентированному на установление жесткой однозначности между заболеванием и его причиной («одна болезнь – один возбудитель»), многие новые болезни по-прежнему объясняются – подчас поспешно и необоснованно - воздействием конкретных микробов и вирусов, которые лишь «параллельно», как «саттелиты» обнаруживаются в тканях больных людей (так называемый «вирус хронической усталости» или «возбудитель язвы желудка»).

Вследствие этого на фоне увеличения массива «рукотворных» повреждающих агентов при сохранении прежней монокаузальной матрицы в нарастающей степени увеличивается и количество нозологических форм (болезней), число которых в последнее десятилетие XX в. уже приближалось к 20 тысячам, а в наши дни еще больше выросло. Как следствие, растет набор «селективных» лечебных методик и соответственно - узких специалистов, все более «частично» и, следовательно, в конечном счете деструктивно воздействующих на больного.

Между тем, ведущие ученые в области биомедицины признают, что, поскольку в новых социокультурных условиях сдвиг жизнедеятельности человека от исторически конкретных стандартов «способности к делу» каждый раз будет реализовываться новым, исторически конкретным сочетанием биологических факторов, то в принципе невозможно установить какую-то однозначную биологическую причину заболеваний (за исключением особо опасных инфекций), например, найти ген, ответственный за ту или иную «болезнь века». По словам специалиста в области молекулярной генетики академика РАН Л.Л. Киселева, в современной медицине «чаще всего нельзя сказать, один ген – одна болезнь. Приходится теперь говорить: одна болезнь – много генов и еще больше белков»[5].

Объективно вызревает запрос на новый, уже не сугубо природно-биологический, но комплексный, культурообусловленный Образ Человека и его здоровья, который соответствовал бы новой антропологической ситуации. Тем самым еще раз подчеркивается необходимость широкомасштабной, методологически проработанной философской рефлексии над основаниями культуры с привлечением опыта медицины как одного из наиболее рефлексивно нагруженных социокультурных феноменов.