|
Рыбин Владимир Александрович, доктор философских наук, доцент Эвтаназия и права человека: медицинский, юридический и философский аспекты |
Опубликовано
в: Философский словарь по правам человека. Отв. ред. Н. В. Бряник. –
Екатеринбург: Изд-во АМБ, 2006. – С. 655-660. |
|
|
Эвтаназия –
это осуществляемое медиком целенаправленное ускорение смерти тяжело больного
человека, обосновываемое, как правило, соображениями безнадежности его
состояния и избавления от страданий. Феномен эвтаназии проблематизируется как одно из выражений нарастающей
в современном обществе «автономизации» – тенденции по расширению возможностей
свободного волеизъявления, автономного выбора индивидом своей жизненной
позиции, включая право беспрепятственно распоряжаться собственной жизнью, в
том числе и прерывать ее при содействии врачей. Сторонники признания
эвтаназии законодательно регламентированной практикой рассматривают ее в
качестве акта предельного личностного самоопределения, которое, в свою
очередь, возводят к аксиоматике «основных, неотъемлемых и естественных прав
человека», впервые политически постулированной в Декларации прав человека и
гражданина ( Вплоть до последних десятилетий XX в. эвтаназия оставалась под запретом в медицине, осуждалась в
обществе и преследовалась по закону, о чем, в частности, свидетельствовал
обвинительный приговор по делу нацистов-медиков, практиковавших эвтаназию в
Германии 30-х гг. Однако, принятое в Несмотря на все усилия сторонников признания эвтаназии законной
практикой, к Сложность проблемы эвтаназии обусловливается ее по меньшей мере
«двусоставностью»: оставаясь принадлежностью медицины, она одновременно
затрагивает вопросы правового, социального, аксиологического, естественнонаучного,
религиозного порядка, будучи тем самым погружена в обширный социокультурный
контекст. Несомненно, что актуализация феномена эвтаназии стимулирована
достижениями современной науки в познании закономерностей жизни и в создании
технологий, позволяющих не только ограничивать «естественные» причины смерти
человека, но, используя в качестве «строительного материала» сам его организм
(трансплантируемые органы, стволовые клетки, генетический субстрат,
клонируемая субстанция и т.д.), «протезировать» его жизненные функции[4]
и ощутимо продлять его жизнь. Как следствие, жизнь и смерть все больше
становятся результатом осознанного выбора[5],
что требует правовой регламентации, формы которой сегодня активно обсуждаются
среди специалистов. В частности, не исключена перспектива легализации так
называемых «соматических прав человека»[6],
которые должны будут гарантировать ему возможность свободно распоряжаться
собственным телом, трансформируя его по своему усмотрению при помощи
биомедицинских технологий. Сюда, как утверждают теоретики в области права,
можно отнести право на изменение пола, трансплантацию органов, употребление
наркотиков и психотропных препаратов, право на искусственную репродукцию
(посредством клонирования и заморозки) и в предельном случае - право на смерть
посредством эвтаназии. Таким образом, выраженная в эвтаназии антиномия между правом человека
на жизнь и реализацией этого права в виде прерывания самой жизни (которая и
создает саму возможность реализации) – это антропологически представленная
«верхушка» тех противоречий, которые накоплены современной техногенной
цивилизацией по ходу преобразования первой, «естественной» природы во вторую,
«искусственную» и трансформации ее в «неорганическое тело человека». Сегодня
эта «природопокорительская» стратегия, обратившись, наконец, и на самого
человека, сделала наглядной внутреннюю противоречивость самого понятия
«естественные права человека», что задает необходимость его переосмысления
вместе с аксиоматизирующими предпосылками. Понятие «право» подразумевает и «внутреннюю» возможность индивида
делать что-либо, и очерчиваемое «извне» пространство этой возможности. Т.е.
право проявляется, с одной стороны, как совокупность гарантированных
государством нормативов, определяющих границу личностной автономии и свободного
выбора, с другой – предполагает обоснованность волеизъявления, разумность –
«вменяемость» – субъекта права. Такой поворот предполагает явную или скрытую,
но всегда достаточно определенную интерпретацию вопроса о смысле жизни: о ее сущности и
ценности, о том, с какого момента жизнь человека лишается смысла, и вообще,
«вменяем» ли субъект выбора на предмет смысла и способен ли он производить
такую оценку? Для ответа на этот вопрос следует перевести его в более широкий
контекст, поставив его как вопрос об условиях понимания человеком самого
себя, о пределах рефлексивной способности субъекта современной культуры, что,
в свою очередь, требует обоснования самого понятия о человеке, которое складывалось в европейской культуре,
начиная с Нового времени. Согласно новоевропейской мировоззренческой парадигме в ее как
классических, так и неклассических вариантах, человек – это дуализированное,
биосоциальное, формирующееся на границе «природы» и «культуры» существо,
разделенное на «душу», т.е. сознание и «тело», т.е. организм, тяготеющий к
природе, но подвластный управлению со стороны сознания. Причем, в качестве
гаранта уникальности «природы человека» всегда выступала «естественность»
сознания во всех его теоретических интерпретациях: cogito Декарта, трансцендентальное априори Канта, феноменологизирующее я
Гуссерля и т.д. Специфицирующая человека разумность, таким образом, всегда
выводилась из «природности» же, хотя и «второй», внутренней природности,
более высокое качество которой определялось через противопоставление
«первой», внешней природе. При этом смыслы,
содержащиеся в сogito, не проблематизировались – они задавались по
традиционному типу, внерефлексивно - исходя из «очевидной» природности
«человеческого естества»: построить дом, посадить дерево, вырастить сына… Французская революция, опрокинув «старый порядок», выстроенный на базе
традиционного общества, т.е. локальных форм межиндивидуального единства, в
качестве основного элемента нового общественного организма выдвинула
автономного индивида, гарантировав свободу его субъективной воли «правами
человека» (и одновременно очертив ее пределы). Однако, последовавшая затем
реализация проекта Модерна, в ходе которого закон, государство, мораль все
больше становились воплощением принципа
субъективности (Гегель), обусловила окончательный распад традиционной
культуры в Европе, что повлекло за собой девальвацию тех «естественных» смыслов, которые до сих пор
структурировали сознание человека и придавали его жизни позитивное значение.
Философская рефлексия, особенно в творчестве С.Кьеркегора и М.Хайдеггера,
наглядно демонстрирует коллизии этого процесса и одновременно высвечивает
трансформацию самопонимания агента «прав человека». Кьеркегор впервые концептуализирует вопрос о смысле жизни
новоевропейского индивида, утратившего ориентацию на традиционные ценности,
и, приходя к выводу о безуспешности выстроить позитивную жизненную траекторию
с опорой на ресурсы индивидуального cogito,
констатирует дефицит и даже отсутствие в нем смыслов. То констатированное Кьеркегором обстоятельство, что бес-смысленнность существования
человека превращает его индивидуальное проживание в «болезнь-к-смерти»[7],
в XXI в.
усугубляется технологически гарантируемой «невозможностью умереть», что,
например, позволяет позиционировать добровольную эвтаназию как выражение
свободного выбора, отрицающего «биовласть» медицины[8].
Хайдеггер вводит понятие о
человеке в контекст судеб всей новоевропейской культуры и приходит к
выводу о том, что ее мировоззренческая призма и все соответствующие ей формы
практического воплощения базируются на «метафизике», т.е. являются понятийно
необоснованными[9].
Иными словами, само понятие о человеке оформляется
негативно, а cogito обладает
видимостью внутреннего содержания лишь в силу противопоставления внешней природе.
Процесс техногенного «покорения природы» коррелирует со снижением удельного
веса традиционно заложенных смысловых
экзистенциалов в cogito субъекта
автономного волеизъявления, и на их место приходит экзистенциальная пустота, тогда как лишенная внутренних
регуляторов субъективная воля
приходит в «крайнее неистовство»[10].
Поэтому во второй половине XX в., когда
новоевропейская культура окончательно «накрывает» собой «внешнюю» природу[11]
и субъект этой воли приступает к овладению собственным «внутренним» естеством,
все культурные формы сдвигаются и «плывут», а сам человек, окончательно
сведенный к своему телесно-организменному началу, оказывается не более чем
материалом для всех форм «расходования сущего»[12],
включая эвтаназию как предельный его вариант. Таким образом, сама проблематизация феномена эвтаназии в значительной
степени обусловлена исчерпанием способности дуалистической мировоззренческой
парадигмы и соответствующего ей понятия
о человеке выступать в качестве начала, аксиоматизирующего положение человека
в современной культуре, задающего ему смыслы
и понимание его прав. Учитывая обусловленную данным обстоятельством
ограниченность индивидуального самопонимания и усугубляющуюся деструкцию
массового сознания, легализация эвтаназии в современных условиях
представляется нецелесообразной. Рассматривать вопрос о введении эвтаназии в медицинскую практику и ее
законодательном регулировании возможно не раньше, чем новое, соответствующее
реалиям современной динамично развивающейся культуры понятие о человеке будет формализовано и станет доступным для
перевода на конкретную правовую основу. Решение этой стратегической задачи
потребует значительных трансформаций в сфере образования, воспитания и иных
социальных институтов, обеспечивающих воспроизводство разумной способности
человека, что, в свою очередь, задает настоятельную необходимость объединения
всего накопленного к сегодняшнему дню антропологического знания в составе
«единой науки о человеке», создание которой, очевидно, по силам только
философии – единственной из научных дисциплин способной удерживать весь
теоретически представленный массив общечеловеческого опыта в составе
концептуальной целостности. В ближайшей перспективе альтернативой тем
рекомендациям, согласно которым проблему человеческого страдания и безнадежных
больных можно «снять» на путях легализации эвтаназии, является реализация
программы расширения сети паллиативной (вспомогательной, нерадикальной)
медицинской помощи, включающей в себя организацию хосписов – учреждений,
сочетающих в себе медицинскую, социальную и психотерапевтическую службы,
участие религиозных конфессий и т.д., и концентрирующих их совокупные усилия
на больном человеке с целью максимального облегчения его ухода из жизни. В любом случае проблематизация феномена эвтаназии в современной
культуре представляет собой индикатор «срыва» сложившихся форм ее
социокультурного воспроизводства, одновременно указывающий на необходимость
их воссоздания на новых «антропологических» основаниях. |
|
|
[1] См.: Биоэтика:
проблемы, трудности, перспективы (Материалы «круглого стола») // Вопросы
философии. 1992. № 10. С.13; Зильбер А.П. Медицина критических состояний. Т.1.
Петрозаводск. 1995. С.288-289.
[2] Иванюшкин А.Я.
Профессиональная этика в медицине. М.1990. С.150-151; Рыбин В.А., Дюкарева А.М.
Деонтологические вопросы: этика практической медицины сквозь призму проблемы
эвтаназии // Курс лекций по паллиативной помощи онкологическим больным. В 2-х
тт. Т.1. М.2004. С.355-360.
[3] Зильбер А.П.
Этюды критической медицины. Т.4. Этика и закон в медицине критических
состояний. Петрозаводск. 1998. С.154-156, 454.
[4] Павленко А.Н.
Искусственное и естественное // Новая философская энциклопедия. В 4-х тт. Т.2.
М.2001. С.159.
[5] Петросян М.Е.
Эвтаназия как моральная и правовая проблема // США. Канада. Экономика,
политика, культура. 2002. № 2. С.66.
[6] Крусс И.П.
Личностные («соматические») права человека в конституционном и философско-правовом
измерении: к постановке проблемы // Государство и право. 2000. № 10. С.43.
[7] Кьеркегор С.
Болезнь к смерти // Кьеркегор С. Страх и трепет. М.1993. С.258-262.
[8] См.: Тищенко
П.Д. Био-власть в эпоху биотехнологий. М.2001.
[9] Хайдеггер М. Преодоление метафизики //
Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. М.1993. С.179.
[10] Хайдеггер М.
Преодоление метафизики // Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления.
М.1993. С.186 - 187.
[11] Хайдеггер М.
Вопрос о технике // Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. М.1993.
С.226.
[12] Хайдеггер М.
Преодоление метафизики // Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления.
М.1993. С.188-190.